В 2020 году политическая система Рф перенесла несколько суровых испытаний: от пробы провести «обнуление» президентских сроков каким-то благовидным методом через тернии коронавирусных ограничений до реформы избирательного законодательства и пробы свержения авторитарного режима в примыкающей, почти во всем похожей на нашу страну Белоруссии. О том, как управленческий класс переносит эти тесты и что это сулит российскому избирателю в перспективе, Znak.com побеседовал с политологом Екатериной Шульман.
Екатерина ШульманЯромир Романов / Znak.com
— Екатерина Михайловна, вы в одном из интервью гласили, что Белоруссия сейчас — это Наша родина в 2024 году. Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков на это увидел, что у Рф собственный особенный путь и будет собственный сценарий развития. На ваш взор, русская администрация вправду не считает такое возможным либо в этом есть некое лукавство?
— Даже если считают, то, очевидно, не признают. Когда я гласила, что Белоруссия-2020 — это Наша родина-2024, я имела в виду не пророчество, а пример. Белорусский пример нам указывает, что происходит, когда авторитарный правитель, пользовавшийся популярностью, но растерявший ее, продолжает навязывать себя обществу. Когда он баллотируется в очередной раз на выборах, которые уже столько раз выигрывал, пользуясь определенной публичной поддержкой. Быть может, не таковой, какую он показывал, но достаточной, чтоб общество веровало, что при добросовестном подсчете итог был бы примерно таковой, как официально публикуется. Это вопросец публичного согласия, которое и есть основание легитимности. Когда большая часть считает: «Ну, может у него и не 80%, но очевидно больше половины». Мы на данный момент в таковой ситуации.
Беларусь указывает, что происходит, когда это публичное согласие иссякает. При всем этом сам герой этого не соображает, как бывшей красавице постоянно кажется, что она как и раньше молода и очаровательна. И он в 6-ой раз делает то же самое, что ранее 5 раз у него удачно выходило. Машинка фальсификаций продолжает работать на него, он в состоянии показать нужный итог. Но он уже не в состоянии реализовать его гражданам.
Но, соглашусь с пресс-секретарем президента: неповторимость Рф в том, что за спиной у нее нет 2-ой таковой Рф, к которой можно обратиться за поддержкой в рамках авторитарного интернационала. В нашем случае обращаться будет не к кому. Нам придется самим решать те политические противоречия, которые, может быть, в этот момент возникнут.
Яромир Романов / Znak.com
— А какие есть варианты?
— Нужно сказать, что Борис Ельцин решил эту делему в 1999 году по другому. Он не стал навязывать себя избирателям, которые его очевидно разлюбили. Он смог пользоваться ресурсом власти, которым еще располагал, чтоб представить обществу преемника, создать его поначалу известным, а потом пользующимся популярностью и провести его через выборы. Это один из вариантов.
Есть вариант, которым пользовался 1-ый президент Казахстана. Он тоже представил преемника. Ушел не на пенсию, как Ельцин, но на должность управляющего коллективного органа с сохранением за собой определенных инструментов контроля кадровой и административной политики собственного преемника. Контроль этот не абсолютен: если вы читали закон о Совете сохранности Казахстана, то понимаете, что это быстрее консультативный, чем административный орган. Его власть базирована быстрее на авторитете, чем на юридической способности заблокировать то либо другое предназначение либо решение.
Но можно и создать вид, что ничего не вышло. Сиим вариантом пользовался Александр Лукашенко, за что сейчас и рассчитывается.
Это только один из сценариев. Полностью не непременно, что мы в 2024 году окажемся конкретно в этом положении. Во-1-х, это может произойти ранее 2024 года, во-2-х, коллективный разум нашей политической системы может придумать что-то другое.
— Русская поддержка Лукашенко — это сигнал для мира либо для людей Рф, что если начнутся волнения, то наши власти будут действовать так же?
— Я бы не анализировала действительность в определениях сигналов, которые кому-то кто-то нескончаемо отправляет. Политические акторы озабочены своим выживанием, а не посылкой сигналов. Очевидно, русская власть не желала бы созидать, как в примыкающей республике революционные массы свергают правителя.
То, что вы называете русской поддержкой Лукашенко, носит пока условный нрав и сводится к поддержке информационной. Это много в критериях информационных автократий, где фактически 80% дела — это картина. И, разумеется, это соединено с какими-то критериями, которые Наша родина будет ставить примыкающей стране.
Как это будет смотреться, мы увидим в дальнейшем, когда договоренности начнут реализовываться — либо не реализовываться. Тут наступает ловушка, которая известна всей мировой дипломатии. Если ваш контрагент так слаб, что соглашается на все ваши условия, его согласие ничего не стоит: он не будет в состоянии выполнить эти договоренности. А если он довольно силен, то он не будет их делать и околпачит вас, воспользовавшись вами для собственного собственного политического выживания. Это не новенькая ситуация, это одна из самых очевидных коллизий в всех переговорах. Потому поглядим, кто кого в данной для нас восхитительной парочке переиграет.
«Вся опасность на митингах у нас исходит от правоохранительных органов»
— Наши политические админы молвят, что несогласные опосля выборов есть постоянно, но единственный барометр народной поддержки — это результаты выборов, а не массовые уличные акции. Как система может опираться на их, если она сама работает над их фальсификацией?
— Не много показать результаты по телеку, нужно вынудить избирателей поверить в то, что они вправду проголосовали таковым образом. Это достигается при неком наборе критерий. Во-1-х, обязано быть определенное доверие к избирательной системе, во-2-х, обязано быть некоторое общее мировоззрение о том, каково это общее мировоззрение. Таковым образом эта легитимность сама себя воспроизводит. Если даже человек задумывается: «Я-то не поддерживаю, но все вокруг поддерживают», — это тоже легитимность.
Но конец наступает и тому, и другому. Вы сможете подорвать доверие к избирательной системе, нескончаемо меняя избирательное законодательство и не скрывая то, как вы пользуетесь этими широкими рамками, чтоб фальсифицировать выборные результаты. И вы сможете вступить в диссонанс с общим настроением, когда люди соображают, что не только лишь они не голосовали за этого кандидата — за него совершенно никто не голосовал. Это чувство гибельно для электоральной легитимности. А наши современные автократии все таки хотят воспользоваться электоральной легитимностью, поэтому что без нее править проблемно.
Яромир Романов / Znak.com
— Совет Европы не так давно заявил, что Наша родина воспринимает недостаточно мер для либерализации законодательства о митингах, и просил принять меры и проинформировать до лета 2021 года. Наша родина часто делает требования совета, но способны ли политические админы пойти на такую либерализацию в сегодняшних критериях?
— Я не верю в возможность конфигурации законодательства на данный момент, поэтому что степень ужаса перед своими гражданами так высока, что пойти на уступки считается первым шагом в пропасть. Да, Наша родина не делает требования Совета Европы. При всем этом продолжает исправно платить по решениям ЕСПЧ нескончаемые компенсации людям, которые были задержаны, избиты и арестованы за роль в мирном массовом протесте. Мы предпочитаем отдавать средствами, но не поменять законодательство.
Но законодательство нужно поменять. Все проекты написаны, все специалисты известны, понятно, как переписать КоАП и Уголовный кодекс, закон о экстремизме, региональное законодательство, чтоб убрать согласование общественных мероприятий и создать порядок заявительным. И все, наступает мирная жизнь.
Как демонстрируют бессчетные примеры в Рф, никакого наиболее мирного высоконравственного протестующего, чем белорусский и русский, нет и быть не может.
У нас люди выходят, выполняя то, что они считают своим нравственным долгом, и при всем этом подвергая себя риску. Потому они выходят как нравственно наилучшие.
А нравственно наилучшие люди, выходя, не топчут травку, не лупят машин, не мусорят и не безобразничают.
Вся опасность на митингах у нас исходит от правоохранительных органов, с ними у нас соединены любые эпизоды насилия и столкновения. Если б их совершенно не было, то наши массовые мероприятия могли быть только народными гуляниями с шариками. Никакой драки и лутинга наши протестующие не желают, таковая сложилась у нас система ценностей. И этих людей не пускать по улицам ходить постыдно и беспочвенно.
— При всем этом мы лицезреем, что если протестующие не сдаются довольно длительно, митинги работают — это и недавнешний пример Куштау, и наиболее ранешние примеры Екатеринбурга и Шиеса. От чего же зависит, готова ли будет власть пойти на уступки?
— Не так принципиально, какова ваша цель, как то, каковы ваши способы. Есть набор признаков, который дозволяет отличить протест, имеющий шансы на фуррор, от не имеющего. Протест должен быть циклическим. Вы должны выходить раз за разом, показывать свою напористость, при всем этом если не увеличивать (что лучше), то хотя бы не снижать свою численность.
Инструменты протеста должны быть многообразны и диверсифицироваться зависимо от того, как протест продвигается. Недозволено лишь ходить: необходимо писать петиции, ангажировать в свою поддержку узнаваемых людей и, если для вас повезет, — представителей власти, которые выскажутся с симпатией о ваших целях.
В числе инструментов должны быть инструменты правовые: редчайшая протестная акция может пройти минуя воззвания в трибунал либо в прокуратуру, если вы протестуете против какого-то совершившего бесчинства, или местной администрации, если у вас градозащитный протест.
Также должны употребляться инструменты публичности. Есть то, что моя коллега-антрополог Александра Архипова именует «Митинг 1» и «Митинг 2». «Митинг 1» — это то, что происходит в офлайне, «Митинг 2» — это картина. «Митинг 2» неосуществим без первого, но он не наименее важен. У вас обязана быть информационная политика, о вас должны писать, вы обязаны иметь каких-либо спикеров, которые будут в вашу пользу высказываться. И, естественно, здорово, если у вас есть что показать, что дает прекрасную картину. Если у вас есть симпатичные участники — выдвиньте их вперед. Если у вас участвуют старики, дамы и детки, то тоже продемонстрируйте это, поэтому что это признак мирности вашего протеста.
Яромир Романов / Znak.com
— Довольно ли этого?
— Если у вас есть довольно упорства, если у вас есть организованное ядро участников, которые готовы поддерживать этот протест, не рассчитывая на стихийный порыв людей, если вы сможете длительно выдержать, умеете судиться и отыщите для себя сочувствующих, имеющих воздействие на мозги [протест может сработать].
В Шиесе были соблюдены эти условия. В Башкирии протест был маленьким и при всем этом удачным, но там обратная сторона сделала ужасную ошибку: они сходу решили всех побить, тогда и, дескать, все стремительно завершится. Это была роковая беда. Мы еще не знаем, как недешево она обойдется главе республики, но я думаю, что он о этом пожалел. Власти недозволено давать картину, в какой ОМОН лупит невооруженного человека. Для вас кажется, что вы всех запугаете и все разойдутся, а по сути это делает наиболее драгоценным политическое решение задачи.
Снова же, отлично быть автократом в малеханькой стране: есть большенный автократ, можно сбегать к нему, он поможет (хотя не даром). Не думаю, что кто-то хочет себе такового политического положения, в каком нашел себя Александр Григорьевич Лукашенко. Его положение злосчастное: или он должен дать часть собственного суверенитета и возможностей, или оказывается один на один с протестующими, которые его терпеть не могут. Он должен безпрерывно кормить собственных силовиков, чтоб они ему не откусили голову. В общем, радости не достаточно.
— Чем Хабаровск в ряду протестов различается от Башкирии, где митингующие стремительно достигнули собственных целей?
— Давайте для начала выразим почтение людям, которые продолжают выходить в течение почти всех и почти всех дней перед лицом хоть и точечного, но все таки административного репрессивного давления. Дела там заводятся, штрафы выписываются, людей административному аресту подвергают. Там нет массовых разгонов, но сказать, что роль для людей «безвозмездно», мы не можем. Но люди продолжают выходить, потому заслуживают почтения.
Каких частей мы не лицезреем в Хабаровске? Мы не лицезреем роста численности, хотя мы лицезреем упорство и повторяемость акций. Мы не лицезреем диверсификации инструментов. Но в их случае это проблемно. Можно ли обратиться в трибунал с заявлением, что уголовное дело против губернатора возбуждено некорректно? Они повсевременно натыкаются на ответ «следствие разберется», и на него тяжело что-то сделать возражение.
Мы не лицезреем расширения круга сочувствующих спикеров. И это при том, что по опросам хабаровский протест очень пользуется поддержкой русских респондентов, по сопоставлению с башкирскими и белорусскими протестами. Можно было бы этими информационными инструментами как-то по другому воспользоваться.
«Система состоит не из фаворита и его 12-ти друзей Оушена, а из сотен тыщ, миллионов чиновников»
— Со стороны политиков время от времени звучит тезис, что Владимир Путин — это и есть Наша родина и без него Рф не будет. Остальные считают, что смена президента не приведет к изменению самой системы, поэтому что университеты в стране не работают, и будет то же самое, лишь с иным аватаром авторитарного правителя. Что гласит о этом режимная статистика?
— Режимная статистика — вещь нужная, так как она дает нам некую общую картину, но нужно держать в голове, что это картина усредненная. Если у вас единицей измерения является целый политический режим, то стоимость статистической погрешности становится весьма большенный.
Итак, статистика гласит нам, что персоналистские автократии живут меньше партийных и подольше военных, пореже и тех, и остальных передают власть добровольно и пореже сменяются демократиями, а не новенькими автократиями. Более обычный латиноамериканский и северо-африканский сценарий: персоналистская автократия через переворот сменяется военной хунтой, а военная хунта через 5-7 лет передает власть тому, кто выиграл на выборах. За сиим следует демократизация.
Персоналистские автократы предпочитают дохнуть на должности. Их сменщики, даже если это преемники, выдвинутые той же системой, практически постоянно проводят какие-то либеральные реформы. На данный момент в Узбекистане происходит весьма отменная, очень прогрессивная реформа уголовного законодательства. Никакой предпосылки для этого нет, не считая той, что один президент погиб, а его преемник пользуется неким местом для маневра. Похожие вещи, пусть не так конструктивные, происходят в Казахстане. Системы именуются персоналистскими, поэтому что они завязаны на человека. Когда этого человека не становится по некий причине, система претерпевает некие конфигурации.
При всем этом не нужно забывать, что система состоит не из фаворита и его 12-ти друзей Оушена, а из сотен тыщ, миллионов чиновников: штатских, правоохранительных, медийных, экономических, работающих в госкорпорациях и госбанках. Они и есть система. Они не разбегутся, не бросят свои посты.
— Но будет ли при всем этом система работать?
— Мы должны признать за нашей расширенной бюрократией некую базисную эффективность, которую она проявила в том числе во время пандемии. Управленческого коллапса у нас не случилось, и в наиблежайшей перспективе его не видать. Система довольно функциональна, и нет никаких обстоятельств считать, что это поэтому, что посиживает один человек и отправляет ментальные сигналы, а без него они бы все разбежались по домам либо стали бы убивать друг дружку. Быть может, тяжелее осознавать, что наша система довольно не больна и те ее проявления, что мешают нам жить, препятствуют экономическому росту и стесняют общество в его развитии, не исторически неминуемы и беспристрастно обоснованы, а довольно случайны. Их можно убрать, и ничего не упадет.
Ничего не упадет, если переписать наше законодательство о митингах, ничего не упадет, если возвратить избирательному законодательству человечий вид. Ничего не упадет, если допускать к выборам, в особенности региональным, наиболее широкий круг кандидатов, который желает быть допущенным.
Если создать ФСИН штатским ведомством, то у нас не наступит известного роста преступности. Надзирать информационное место до таковой степени нет никакой необходимости. От возникновения других каналов Наша родина не развалится на части.
Все это полностью достижимые, понятные цели. Эти программки есть, они лежат и ожидают собственного часа. При всем этом они написаны не оппозиционерами, а профессионалами и нашими же своими госслужащими, бюрократами второго уровня, заместителями начальников, которые заинтересованы в хоть какой реформе, поэтому что, во-1-х, это содействует их собственному карьерному росту, во-2-х, соответствует их представлениям о чудесном и должном, которые существенно различаются от представлений той достаточно узенькой демографической и социальной группы, которая обитает у нас на верхнем этаже системы.
— Стала ли наша политическая система устойчивее благодаря недавнешнему конституционному голосованию?
— {Само по себе} голосование оказалось политически достаточно дорогостоящим. Заместо того, чтоб стать источником доборной легитимности, оно съело часть данной для нас легитимности, поэтому что тот итог, который был продемонстрирован, не вызвал полного публичного доверия. У нас еще не таковая ситуация как в Белоруссии: если математическими способами отсеять фальсификации и приписки, больше половины голосов, поданных на конституционном голосовании, все равно «за».
Но для того, чтоб этот итог был достигнут, а позже продан публичному воззрению, пригодились огромные политические усилия и растрата ресурса. Мы это узрели в том числе по тому, что по итогам голосования не вышло роста уровня доверия президенту. Тенденция понижения, которая с нами с 2018 года, никуда не делась. Если б голосование вправду сделалось «триумфом доверия президенту», мы бы узрели это по изменению уровня публичного представления. Но этого не вышло.
— Нас сейчас ждет новейший закон о Госсовете как продолжение того голосования. Будет ли он чисто техническим с учетом того, что основная цель — возможность сохранения работающей системы — уже достигнута поправкой Терешковой о обнулении сроков?
— Я думаю, что никакой сценарий не отторгнут и никакой не принят. Сохранение неопределенности до крайнего момента — свойство нашей политической системы. Задачка, как я ее понимаю, заключается в том, чтоб иметь на руках любые функции. Поправка Терешковой гласит только о том, что у президента есть возможность баллотироваться на последующий срок. Из этого не следует, что он воспользуется сиим правом. Да и не следует, что не воспользуется.
Неувязка в том, что если до 2024 году так именуемый «казахстанский» сценарий все таки решат воплощать в жизнь, то закон о Госсовете опять будет изменен, как это случилось с законом о Совете сохранности в Казахстане. Перед тем, как производить транзит, закон изменяется в подходящую сторону. Смотреть за сиим необходимо, но нужно осознавать, что никакой вариант не окончательный.
— Считается, что сегодняшние выборы должны показать, жизнестойка ли еще «Единая Наша родина» и не нужен ли ей ребрендинг. Если ЕР на выборах провалится — есть ли в нем либо в смене управляющего партии совершенно практический смысл?
— Я не весьма верю в возможность самопроизвольных конструктивных конфигураций на сегодняшнем шаге развития нашей политической модели. Думаю, что она не способна выкрутиться навыворот и каким-то образом отреформировать самое себя. «Единая Наша родина» планомерно понижает уровень собственного предательства в региональных Законодательных собраниях областей и городов и вынуждает кандидатов в губернаторы региться самовыдвиженцами, но базисную свою функцию сохранения приклнного большинства пока делает. Опасности довольно высоки, да и избирательное законодательство поменялось, возникли новейшие инструменты для заслуги подходящего результата.
Если и с трехдневным голосованием не получится, нарисовать это будет трудно.
Быстрее, мы увидим в нескольких регионах повторение ситуации на выборах в Мосгордуму 2019 года, когда большая часть сохранилось, но пришли новейшие депутаты и лицо и медийное присутствие парламента сделалось другим.
Для конструктивного реформирования сил у системы нет: она нацелена на самосохранение и пробует зацементировать все, что движется, зафиксировать имеющееся положение вещей на неопределенный срок. В этом состоянии пробовать совершать сальто-мортале и свою худо-бедно функционирующую «партийную ногу» перекраивать — это маловероятно. Предпосылок для этого не видно. Зато видно, как избирательные репрессии используются к системным партиям, как не регистрируют кандидатов от КПРФ (Коммунистическая партия Российской Федерации — официально зарегистрированная левая политическая партия в Российской Федерации). Как их тоже начинают страшиться, поэтому что они время от времени, нужно же, нагло выигрывают выборы. Это есть, а признаков реформирования — нет.
— Если репрессии усиливаются, быть может, у нас станет меньше парламентских партий?
— Быть может, их станет, напротив, больше. Спрос на другое политическое предложение есть, а предложения очень не достаточно. Потому голодный избиратель бросается на самые неподходящие объекты. У КПРФ (Коммунистическая партия Российской Федерации — официально зарегистрированная левая политическая партия в Российской Федерации) в этом смысле отличные электоральные перспективы, поэтому что идеи левого типа симпатичны юному поколению, и можно для себя представить, как при другом руководстве, которое не станет махать русскими мощами и рассуждать про Сталина, наводя тоску на городского избирателя, а сделает партию наиболее социал-демократической, у партии будут весьма отличные электоральные шансы.
Конкретно потому федеральный политический менеджмент так держится за действующее управление парламентских партий. Пока там фавориты на физическом уровне живые и мало функциональны, все будет оставаться так, как есть. КПРФ (Коммунистическая партия Российской Федерации — официально зарегистрированная левая политическая партия в Российской Федерации) и ЛДПР (Либерально-демократической партия России — официально зарегистрированная политическая партия в Российской Федерации) («Справедливая Наша родина» в наименьшей степени) испытывают мощное давление снизу, от собственных собственных активистов, которые желают избираться, соображают, что у их есть шансы, и которые совсем не заинтересованы в соблюдении договоренностей, которые есть у партруководства с администрацией президента. Им все равно, что определен узенький электоральный коридор, в каком эти партии должны находиться: им-то охото мандатов, и они лицезреют, что могут их получить. Так что обе партии скоро придут к собственному трансферу власти по беспристрастной необходимости. В случае с КПРФ (Коммунистическая партия Российской Федерации — официально зарегистрированная левая политическая партия в Российской Федерации) там очень есть что разделять, там огромное наследие. Потому будет любопытно.
— Что созодать рядовому избирателю, который желает перемен, в ситуации, когда протесты маргинализованы и несут огромные индивидуальные опасности, а выборы фальсифицируемы?
— Рядовой избиратель достаточно отлично понимает, что ему созодать. Тем наиболее что протест не маргинализован. Да, он рискован, он недешево стоит, но это не маргинализация. Веселит, что в этом году меньше дискуссий о том, что необходимо бойкотировать выборы, поэтому что они нечестные. При том, что эти выборы еще наименее добросовестные, чем в прошлой электоральной каденции. Когда у людей есть желание голосовать, их не достаточно что останавливает. Дискуссия идет, быстрее, о том, голосовать ли за красового кандидата, даже если он не пройдет, либо голосовать за антипатичного, но зато он пройдет; кто прав — [Максим] Кац либо [Леонид] Волков, вот таковая интересная дискуссия. Высочайшей явки мы не ожидаем ни на какой из кампаний 13 сентября, но мы лицезреем энтузиазм кандидатов: люди желают баллотироваться. Избиратель понимает, как воспользоваться электоральным инвентарем.
К 2020 году русский гражданин уже выучил, как воспользоваться инструментами легалистского протеста: когда какие петиции писать, как защищать собственный дом, если его желают снести, как защищать парк, если его желают вырубить, чем полезно иметь собственного городского депутата, который для вас в данной для нас борьбе поможет, для чего и когда необходимо подписывать всякие коллективные письма и как это помогает временами, что некорректно арестованного можно выцарапать, организовав кампанию публичной поддержки. Так что в 2020 году выходить к гражданам Рф и говорить, как им штатскую активность проявлять, уже несколько сверхизбыточно.
Источник: