Советское прошлое продолжает влиять на происходящее в современной России. Президент Владимир Путин и его окружение принимают решения, в том числе опираясь на воспитание в традициях СССР. Менталитет советского человека влияет и на настроения в обществе. Каким образом — мы поговорили с экономистом, научным руководителем Экспертной группы «Европейский диалог» Евгением Гонтмахером. В этом году он выступил соавтором сборника «Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя», в котором феномен «человека советского», homo sovieticus, подвергся детальному научному анализу.
Художественный совет по строительству храма
«Недовольство накапливается, но не реализуется. Проведи сейчас свободные выборы, допусти на них Навального — большинство все равно проголосует за Путина»
— Евгений Шлемович, национализм — один из разрушителей СССР — уничтожил советскую империю за какие-то пять лет. Как вы считаете, была ли на самом деле такая общность — советский народ?
— Советский Союз был очень многообразен. Прибалтийские республики по-настоящему влились в состав Союза только в конце войны. До этого у прибалтов был свой исторический опыт: до вхождения в Российскую империю они пожили и под Ливонским орденом, и под Швецией, и в составе Речи Посполитой. Между Первой и Второй мировыми войнами были самостоятельными государствами, в которых функционировали, пусть и несовершенные, демократические и рыночные институты. Совсем другой исторический опыт, например, у Кавказа.
Предшественница СССР, Российская империя, никогда не ставила перед собой задачу создать какую-то единую историческую общность типа «российский имперский человек». Вообще-то она была конфедерацией. Польское царство, Великое княжество Финляндское, Хорезм, Коканд управлялись по-особенному и в той или иной мере обладали определенной автономией. В этих регионах жили совсем по другим правилам, нежели в Центральной России.
Поэтому попытка создать «плавильный котел» на базе единой коммунистической идеологии, единых институтов — Коммунистической партии и государственного аппарата, силовых структур, — но с сохранением национальных культур, отчасти удалась только в ядре Советского Союза.
Под ним я подразумеваю прежде всего РСФСР (нынешнюю Российскую Федерацию, и то не всю, а за исключением Северного Кавказа, Тывы, Горного Алтая, Якутии, где всегда были сильны традиционные представления о жизни), Украину, Белоруссию (также за исключением Западной Украины и Западной Белоруссии) и, возможно, часть Молдавии.
Общность обеспечивалась также господством русского языка (по переписям, которые проводились уже после распада СССР, многие украинцы или татары называли русский своим родным языком), уничтожением религиозных корней. Как показывают опросы, даже в современной России из всей массы тех, кто называет себя православными, регулярно ходят на церковные службы и соблюдают обряды, не больше 10%, влияние Церкви носит символический характер. То же можно сказать и о других традиционных религиях. Исключение опять же составляет Северный Кавказ (а на Украине — так было и в советское время — западные области).
Если же говорить строже, то «советский народ» как фактически сложившаяся общность проживал в основном на территории России. Но не только в России. Феномен «советской общности» лежит и в основе так называемого «Русского мира». Как мы понимаем, в представлении поборников «Русского мира» к нему относится, к примеру, Восточная Украина, которая по своим традициям и менталитету (во многом советским) близка к России. Это же ощущение, причем разделяемое основной частью местного населения, сильно помогло России бескровно присоединить Крым. Так что можно сказать, что «новая историческая общность — советский народ» продолжает жить вместе с нами. Хоть и постепенно размывается.
— Научный руководитель «Левада-Центра»* Лев Гудков так описывает в сборнике «Демонтаж коммунизма» «человека советского», homo sovieticus: развившиеся в ответ на государственное насилие и необходимость выживать «всеми правдами и неправдами» подавленность, неуверенность в себе, недоверчивость, завистливость, высокомерность, конформность, двоемыслие, цинизм, пассивность, консервативность, покорность и лояльность власти и одновременно потребительское отношение к ней… Не слишком ли неприглядный портрет?
— Исследовательский проект «Советский человек» начинался еще в конце советского периода, в стенах тогдашнего ВЦИОМ. По названию проекта понятно, что инициаторы проекта, в первую очередь Юрий Александрович Левада, также разделяли точку зрения о том, что советский народ как общность отчасти состоялся. Потом проект продолжился в рамках «Левада-Центра».
Почему так бросаются в глаза негативные оценки советского человека? Об этом, собственно, вся книга «Демонтаж коммунизма», которая приурочена к тридцатилетию падения коммунизма в Восточной Европе в 1989 году, где тоже была сделана попытка внедрить феномен «советского человека» в рамках так называемого «социалистического лагеря».
Тридцать лет назад там пребывали в иллюзии: коммунизм сгинул — сейчас мы прямым ходом двинемся к классической либеральной демократии, рыночной экономике и быстро станем настоящей Европой. Но за прошедшие тридцать лет сложился большой груз разочарований.
Формально страны Восточной Европы являются и демократическими, и членами Евросоюза и НАТО, но что-то пошло не так, пришли, да не туда.
В России начала 90-х наше поколение тоже надеялось: сейчас как рванем — и через каких-нибудь несколько лет наша страна станет нормальной европейской страной. Не случилось. Как видим, все сложилось совершено, патологически по-другому. Поэтому и Лев Дмитриевич находится в состоянии разочарования: социолог — он тоже человек (кстати говоря, в социологии есть целое направление, посвященное тому, как нейтрализовать эмоции, личное мнение социолога, когда он проводит свои исследования).
Отчасти Лев Дмитриевич прав. На протяжении всего XX века Россия несла колоссальные человеческие потери: две мировые войны, Гражданская война, эмиграция, коллективизация, репрессии, голод, послевоенные бедствия унесли многие десятки миллионов жизней и судеб. Причем, как правило, лучших жизней — потому что в таких катастрофических условиях происходил отрицательный отбор.
В конце советской эпохи, в брежневские годы, происходило самоуничтожение человеческого капитала: образованные, умные люди не видели перспектив, погружались в депрессию, переживали эмоциональное выгорание. Как следствие, распространилось пьянство, появилась наркомания. Homo sovieticus, о котором пишет Гудков, действительно был лишен энергии, был пассивным, равнодушным конформистом.
Горбачевская перестройка на самом деле всколыхнула очень небольшой круг людей — активную, но небольшую часть интеллигенции. В итоге, когда декабрьским вечером 1991 года над Кремлем вместо советского флага взвился новый российский, наутро в защиту Советского Союза с требованием вернуть его на площади не вышел никто — ни в Москве, ни где бы то ни было. Люди просто проснулись, умылись, собрались и пошли на работу. Точно так же основная часть населения восприняла и гайдаровские реформы: ну, посмотрим, а вдруг что-то перепадет. А когда не перепало, к реформам развернулись спиной, так до сих пор и стоят.
— А какие положительные качества отличали «человека советского»?
— Во-первых, уровень образования. Он был весьма приличным. Да, преподавание истории или обществоведения было идеологизированным. Но в естественнонаучных областях люди были образованы хорошо.
Во-вторых, советский человек был человеком книги. По телевизору, особенно в последний советский период, смотрели только фильмы. Новости игнорировали. Был на эту тему такой анекдот: почему в девять часов вечера люди как по команде идут выгуливать собак? Потому что начинается программа «Время».
Люди были не просто аполитичными, а нигилистами: власти не доверяли совсем, на государство смотрели, как на врага. Открыто бороться с ним они не собирались, но при случае готовы были наказать. (То же самое мы видим и сегодня. Наиболее яркая иллюстрация — история с вакцинацией. Мы делаем вид, что подчиняемся государству, а на самом деле всеми силами саботируем его распоряжения и тем более призывы.)
Интернета тогда не было — и люди очень много читали. Тогда говорили: «наш советский народ — самый читающий в мире». Возможно, так оно и было. Заходишь в вагон метро — все с книжками. (Сейчас это стало большой редкостью, все сидят в телефонах.) Люди много чем интересовались, читали, обсуждали.
Яромир Романов / Znak.com
В-третьих, советского человека, что ни говори, избавили от квасного национализма в смысле идеологии национального превосходства: «у русских — особые права», «Россия для русских» и так далее. Советский человек мог сыронизировать над чукчами, с ухмылкой рассказать анекдот про евреев, косо посмотреть в сторону «гостя из солнечного Дилижана».
Живя в национальных республиках, русские и русскоязычные не учили местный язык. Но при этом ни на Кавказе, ни в Центральной Азии они никогда не вели себя как оккупанты. Воевать и убивать по национальному или расовому признаку они бы ни за что и никогда не пошли (и сейчас таких очень мало, и, кстати говоря, нынешняя власть их жестко преследует). Напротив, они, к слову, зачастую в убыток своей РСФСР, несли с собой на «национальные окраины» образование, культуру в широком смысле слова, передовые достижения цивилизации. И не только в советские республики, но и «братским народам» стран третьего мира, где вели себя не как классические колонизаторы — повелевая местным населением, нещадно эксплуатируя и подавляя его, высасывая ресурсы, — а как убежденные интернационалисты.
Правда, в этом есть и минус. Сегодня «человек советский» искренне недоумевает, на каком основании Украина продвигается по какому-то своему, особому пути. Кавказцы, азиаты — другое дело, а вы-то на Украине чего развыпендривались? Мы же один народ, одна семья, мы же братья! Эмоционально суверенность Украины да и Белоруссии мы, как истинные «советские люди», так и не признали.
Третий позитивный момент — приспособляемость. В 2000-е, когда цена нефти стала беспрерывно расти, в течение десятилетия реальные доходы населения выросли более чем вдвое, начался кредитный, потребительский бум, люди почувствовали, что можно жить по-другому, по-европейски, рождаемость вверх пошла.
В 2014 году рост сменился стагнацией, к 2020 году доходы населения, по официальным данным, упали в среднем примерно на 15%. В любой другой стране с демократическими институтами такое правительство давно бы опрокинули на выборах и выбросили на свалку истории. Наши люди не протестуют, они свыкаются.
Дело даже не в пропаганде. Наш человек (я опять-таки имею в виду Россию, Восточную Украину и Восточную Белоруссию) на протяжении столетий привык к мысли, что периоды улучшений очень коротки и могут оборваться в любой момент (за всю историю мы насчитаем всего ничего таких периодов: это рубеж XIX и XX веков, НЭП, хрущевская оттепель). Для нашего человека такие ожидания — норма. Стало хуже — что ж, потерпим до нового «русского чуда». Бог с ним, с некоторым снижением доходов, как бы вообще все не потерять.
Здесь нет места протесту. Недовольство накапливается, но не реализуется, не находит выхода в политических акциях, в протестном голосовании. Проведи сейчас свободные выборы, допусти на них Навального — большинство все равно проголосует за Путина. Потому что «стабильность» для большинства — слово магическое. Больших перемен они на самом деле не хотят. Перемен они наелись 30 лет назад и хорошо об этом помнят. Значительная часть нашего общества — консерваторы, такие же как Путин. С одной стороны, это плохо, потому что Россия очень нуждается в реформах.
С другой стороны, это хорошо. Наше общество не расколото, как в Соединенных Штатах, Германии, Франции, Польше, где люди, бывает, просто ненавидят друг друга из-за политических взглядов. У нас такого, чтобы одна часть общества находилась в ожесточенной конфронтации с другой, — нет. Оппозиция, по крайней мере пока, представляет очевидное меньшинство.
Поэтому нынешняя власть и дальше продолжит вести себя по-прежнему, исходя из ощущения, что «все под контролем, люди ко всему приспособятся, все выдержат, отдельным поможем». Это и предопределяет поразительную «щедрость» нашего государства. Вот сейчас малому бизнесу пообещали гранты в размере минимальной оплаты труда на каждого занятого. Да и то выборочно, так как для этого нужно соответствовать определенному виду экономической деятельности. Так вот, мало того что помощь получат не все — получателям с этой мизерной помощи придется уплатить налоги и страховые взносы. Мы снова видим расчет на безграничное терпение и приспособляемость.
Следующая власть, если у нее будет исторический шанс проявить себя, если она окажется ответственной и, наконец, примется за назревшие реформы, получит в свое распоряжение народ, который в целом, как и в начале 90-х, будет иметь еще некоторый запас терпения и публично противиться не будет. Это очень важно для будущих преобразований. Но явно недостаточно для того, чтобы они были успешными. Реформы XXI века могут дать эффект, только если хотя бы какая-то часть населения — прежде всего, молодые поколения — включатся в них. Пассивного выжидания, как это было в начале 90-х, уже недостаточно. Как это сделать — важнейшая задача следующей власти.
«С точки зрения Путина и его коллег, воспитанных Советским Союзом, достаточно создать улучшенную версию СССР — и все заработает: и рельсы лягут, и поезда пойдут, и люди будут счастливы»
— А нежелание Путина осуществлять перемены — это фирменный консерватизм homo sovieticus или Путину просто выгодно все заморозить, чтобы обеспечить себе и своему «ближнему кругу» пожизненную власть?
— Причин две. Путин человек разумный и опытный и прекрасно понимает, что сейчас в России нет механизма эволюционного перехода власти. В 2008 году, надо отдать ему должное, он попытался передать ее эволюционно, более молодому поколению Медведева, чтобы потом постепенно отойти в сторону. Но обжегся. Он, говорят, потрясенный мучительной гибелью Каддафи, осознал, что в случае ухода от власти ему лично и его друзьям могут угрожать очень большие неприятности и тогда дай бог хотя бы остаться на свободе. И действительно, в России в XX веке сложилась традиция, каждый новый правитель ногами топтал предыдущего, хотя активно участвовал в делах предшественника: Хрущев — Сталина, Брежнев — Хрущева, Горбачев — Брежнева, Ельцин — Горбачева.
Но есть и более фундаментальная причина, она в воспитании Путина. Владимир Владимирович — нормальный советский человек, тот самый homo sovieticus. Такой же, как все тогдашние продвинутые люди, ни во что не веривший конформист (на это указывает то, что еще до краха СССР он, бывший офицер КГБ и член компартии, совершенно спокойно пошел работать в команду к ярому антикоммунисту Анатолию Собчаку).
Но вот что важно: главная идея, которую он, я думаю, вынес из позднесоветского периода: кругом бардак, надо наводить порядок. Я в то время работал в центральном экономическом НИИ при Госплане РСФСР и собственными глазами видел изнутри, как переставали работать хозяйственные связи. Такой системной и верховой коррупции, как сейчас, не было, но люди просто не умели решать задачи, экономика шла под откос, а склеить ее было некому.
Специалисты ночами сидели в Госплане и Госснабе, издавали какие-то директивы. Создали автоматизированную систему управления, на которую возлагали большие надежды: компьютер все расставит на свои места! Но они не понимали и не допускали того, что проблемы можно решить только одним способом — предоставлением свободы. Их технократизм был совершенно враждебен стихии самоуправляемой рыночной экономики.
Путин — тоже технократ. Неудивительно, что его основной принцип — контроль сверху донизу. Свобода предпринимательства — только на словах, на деле — всех к ногтю, делать только то, что мы вам позволим. Выросли мировые цены на металл? Значит, металлурги поживились. Поживились — отдайте. Какие частные инвестиции? Только государственные. Частных инвестиций в производство и инфраструктуру у нас практически нет. Частнику остается вкладываться только в фондовый рынок.
Выхода два. Первый — вернуться к рыночной экономике, восстановить нормальный инвестиционный климат. Но в условиях авторитарного государства этот вариант, сопряженный с возвращением к либеральным ценностям и институтам, — непроходной. Второй вариант — вкладывать накопленные государственные резервы. Отсюда, к примеру, планы по модернизации БАМа. Абсолютный ремейк того, что было при Брежневе. Я в те годы профессионально занимался БАМом, был в первом спецпоезде, который прошел от Тайшета до Комсомольска-на-Амуре. И искренне верил, что все мы делаем большое и важное дело. А что получили в итоге? Еле живую железнодорожную ветку с очень небольшим населением и слабой экономической активностью. Из той же серии прозвеневшее предложение Шойгу строить города в Сибири и на Дальнем Востоке. Причем за счет средств Фонда национального благосостояния, который в свое время был вообще-то создан для стабилизации пенсионной системы.
Все мои коллеги-экономисты в ужасе от таких проектов. Но, с точки зрения Путина и его коллег, людей примерно одного возраста, воспитанных Советским Союзом, достаточно вернуться к той экономической системе, докрутить ее, создать улучшенную версию СССР — и все заработает: и рельсы лягут, и поезда пойдут, и грузы поедут, и люди будут счастливы.
Один к одному. Плюс небольшой частный сектор — как в ГДР, где Владимир Владимирович в молодости служил офицером КГБ. И конечно, контроль над обществом при формально многопартийной системе. Тоже как в ГДР.
У такого же советского по происхождению воспитанию и духу большинства, на которое опирается Путин, такие планы отторжения не вызывают. Но в том-то и дело, что большинство постепенно размывается и перестает быть таковым.
— Действительно, по данным «Левада-Центра», которые приведены в сборнике «Демонтаж коммунизма», в выраженном виде совокупность черт homo sovieticus присуща 35–40% российского населения, а в менее выраженной форме — 55–65%. В то же время социологи Владимир Магун и Максим Руднев в том же сборнике обращают внимание на то, что в российском обществе доля индивидуалистов значительно превышает долю социально ориентированных людей и по этому показателю Россия — европейский лидер наряду с Чехией, Венгрией, Словакией и Литвой…
— В том, чтобы быть homo sovieticus и одновременно индивидуалистом, противоречий нет. Советский человек был ярко выраженным индивидуалистом. Коллективизм советских людей — миф. Не было никакого коллективизма. Людей изолировали друг от друга, запретили им любую неподконтрольную общественную активность. Вздумали создать клуб собаководов — получите добро от райкома партии. Задумали провести встречу пионеров и ветеранов — только с одобрения школьного и административного начальства.
Люди кучковались небольшими компаниями по кухням, гаражам и дачам, но в целом способность к «валентности», самостоятельному созданию многообразных горизонтальных связей у них отбили до корней.
Советский человек — недоверчивый, закрытый, сторонящийся взаимодействий, одинокий. И когда советская система распалась, выяснилось, что общаться наши люди не умеют. Не умеют и до сих пор. Это, например, к вопросу о создании партий, даже на либеральном направлении: сплошные конфликты, разборки — кто главнее, скандалы, взаимные обвинения.
Крайне низка гражданская активность в области НКО, и это тоже наследие советского прошлого. Американцы и европейцы регулярно и быстро объединяются для решения разных проблем начиная муниципальным и заканчивая общенациональным уровнем. Там очень развита система благотворительности, волонтерства, взаимопомощи. Классическая ситуация: Германия, автобан, машина едет с превышением скорости. Кто-то из едущих рядом обязательно позвонит в полицию и сообщит, потому что нарушитель создает опасность не только для себя, но и для других. У нас же скажут: доносчик. Наш человек, закоренелый индивидуалист и эгоист, отвечает только за себя и свою семью. Чистота и уют в собственной квартире, бесспорно, важны, а на то, какой кошмар творится в подъезде или во дворе, — плевать. Возьмите кампанию за отмену закона об иноагентах. На всю огромную страну 170 тыс. подписей, остальных это не касается. Ну признали «Дождь» иноагентом, не закрыли же — я ведь все равно его посмотрю, если мне это нужно.
«Лет через 20 феномен советского человека как массовое явление исчезнет совсем»
— Таким образом, сегодня «человек советский» — натура умирающая или мерцательная: то исчезающая, то возникающая в зависимости от условий?
— Тридцать пять процентов — уже не советские люди. А это много, треть населения. Это те поколения, начиная с родившихся в конце 80-х годов, которые выросли и сформировались уже не в СССР. Дефицита они не знали. Их кормили-поили, давали им образование (оно по-прежнему неплохое, и это важно). Последние двадцать лет они прожили в условиях абсолютной политической стабильности. Путин говорил им, что все дороги открыты. Кто-то побывал за границей. Все они сидят в интернете и хорошо видят, что происходит в мире и стране. (Поэтому скоро мы, видимо, дождемся цензуры в интернете по китайскому образцу.)
Все это совсем не советский образ жизни. И хотя они тоже политически пассивны, у них начинают возникать вопросы. Их простое желание — сделать карьеру, заработать денег, купить квартиру и машину. Но они видят, что с этим большие проблемы.
Нет хорошо оплачиваемых рабочих мест, особенно в регионах. Потому что экономика архаична, а «Газпром» не резиновый. Хорошие места с самого низа до самого верхнего уровня заняты по блату дочками-сыночками. И попробуй пробейся.
Поэтому самые мобильные, пассионарные едут из муниципалитетов в областные центры, оттуда — в Москву и Петербург, а некоторые и за границу. Обезлюдиваются большие пространства. И кем заселять города Шойгу? Только жителями той же провинции, которая в таком случае еще больше оголится. Ключевое слово для этих молодых поколений — не демократия, а справедливость. «А почему все так несправедливо устроено?» — спрашивают они.
А ведь именно они, сегодняшние 35-летние, по чисто физиологическим законам станут нашими следующими руководителями. Нынешние просидят в лучшем случае лет десять. И через эти десять лет путинское советское большинство уже перестанет быть большинством, это во-первых.
А во-вторых, в созревших условиях для запуска перемен достаточно и немногочисленной группы. У нас перемены всегда начинались в результате внутриэлитных конфликтов. Так было и в 1917 году, когда уйти с трона Николая II попросили командующие фронтов во главе с начальником Генштаба генералом Алексеевым, и в 1991-м, когда чисто внутриэлитный конфликт и выступление ГКЧП привели к развалу всего Советского Союза.
Может быть, Путин все-таки успеет создать механизм плавной передачи власти, хотя бы из чувства самосохранения и заботы о семье. (Ельцин точно так же решал с Путиным вопрос неприкосновенности своей и семьи. И Путин, надо сказать, держит слово: в выражении своего мнения, в публичности они сильно ограниченны, но в бытовом плане у них все в порядке.) И тогда на первых порах новые правители будут пользоваться старой, путинской риторикой.
Я не исключаю, что реформы начнутся в режиме авторитаризма. Точно так же и Хрущев, когда стал первым секретарем ЦК, клялся в верности памяти Сталина, и Горбачев не сразу начал настоящую перестройку. Сомневаюсь, что новая власть будет «европейцем». Но при этом она точно не будет и «советской».
Мне кажется, похожая ситуация формируется в Китае. Си Цзиньпин, конечно, плоть от плоти партийной элиты и, как и Путин, идет по пути несменяемости власти, консерватизма. Мы схожи и тем, что в Китае тоже довольно большие экономические проблемы, просто мы мало что о них знаем. Но вместе с тем там вырос огромный сектор частного бизнеса. Китайцы активно ездят по миру и охотно учатся за рубежом.
Борис Ельцин передает Владимиру Путину президентский знакСайт президента РФ
И они, и мы хотим одного и того же: хорошей квартиры, в которой у каждого члена семьи своя комната, новой машины, комфортной среды обитания, качественного и доступного образования и здравоохранения, отпуска за границей. А это описание классического европейского стандарта жизни. Не хватает только верхней части, связанной с политикой. На вопрос «хотите ли вы, чтобы в России была конкурентная политическая система, сменяемость власти?» наш человек отвечать отказывается: это не ко мне. Но база-то европейская. А не как у талибов**, которые не понимают, зачем нужны школы для девочек и университеты. И это главное.
А политика постепенно надстроится. На муниципальных выборах уже все чаще и чаще побеждают молодые и независимые. Если провести муниципальные выборы открыто и честно, мы получим совершенно другое качество местной власти. А потом это новое качество прорастет и на региональном уровне, и на федеральном. Дело времени. Лет через 20 феномен советского человека как массовое явление исчезнет совсем.
— Что в связи с этим можно сказать о так называемых «принцах» — высокопоставленных сыновьях и дочерях сегодняшнего российского руководства? Смогут ли они реально претендовать на то, чтобы заменить своих отцов на командных высотах? И если да, то не унаследовали ли они у своих родителей черты homo sovieticus?
— Я их не знаю. Но думаю, что ценности у них другие. Сейчас они успешно мимикрируют под своих родителей, демонстрируют лояльность нынешним порядкам. Но жизненный опыт у них другой. Они уже везде побывали, многие учились за границей, география и, следовательно, круг общения у них другие. Среди них есть достаточно способные люди, и, полагаю, некоторые из них вольются в новую элиту. Но автоматически, по праву наследования власть им не достанется. В то же время освободившихся мест будет больше, чем «принцев», и они найдут себе достойное применение, к примеру, в бизнесе или в общественной сфере. От их люстрации, как и от люстрации любого, кто ассоциируется с нынешней властью, я бы предостерег.
— Какие задачи, с вашей точки зрения, стоят перед либеральной оппозицией, претендующей на то, чтобы взять власть в момент обветшания путинизма?
— У нас нет либеральной оппозиции — влиятельных партий, например. Есть отдельные либерально мыслящие люди. У нас вообще аллергия на партии, особенно у тех самых 35-летних и тех, кто еще моложе. Партии воспринимаются как что-то устаревшее, и это, кстати, мировой тренд. Сейчас время харизматичных личностей. Типа Навального. Это первое.
Второе. Что принципиально важно, так это просвещение. Причем не в смысле чтения книг, как в советскую пору, а в смысле горизонтального обмена идеями, мнениями, знаниями, опытом. Отсюда и соцсети, и блогерство, и популярность платформы TED и дебатов.
Когда сегодняшняя молодежь придет к власти, она будет действовать в зависимости от сложившихся представлений и убеждений. Поэтому и Кириенко недаром обратил внимание на общество «Знание», и власть приняла закон о просвещении, ставящий эту сферу под государственный контроль. Идет борьба за умы тех, кто идет на смену. И в этой борьбе необходимо участвовать. Причем организовывать связи умело, аккуратно, деликатно. И мне известно немало по-европейски демократически настроенных людей, которые занимаются организацией этих связей уж точно лучше общества «Знание». Но если объявить, что это делается под эгидой какой-то политической партии, люди разбегутся.
— Евгений Шлемович, каким вы видите будущее России, если постпутинские лидеры не смогут проявить необходимой управленческой квалификации?
— Мы уже сейчас очень серьезно отстаем от мировых трендов. Еще лет 15–20 — и передовой мир совершит скачок в энергопереходе на возобновляемые источники энергии. Крупнейшие экономики мира планируют достичь углеродной нейтральности к середине века. У нас же снова звучат голоса: а нам зачем? Цена газа — под тысячу долларов, баррель нефти скоро будет стоить сто — проживем! Это вообще отличительная черта советского человека: он не думает вдолгую, не планирует свою будущую жизнь. Это хорошо видно по отношению к пенсионным накоплениям: да зачем? Или не доживу, или двадцать раз обманут.
Но если и следующая власть провалит реформы или вовсе их не начнет, мы столкнемся (об этом я пишу и в «Демонтаже коммунизма») с громадным оттоком наиболее образованных и активных. Перед нами встанет реальная угроза вылететь из общеевропейского пространства во «второй» мир деградации и необратимой отсталости. Это риск отстать от поезда цивилизации навсегда, навсегда застрять в прошлом.
*«Левада-Центр» внесен в реестр НКО-иноагентов.
** «Талибан» — запрещенная в России террористическая организация.
Источник: