Нам трудно понять, сколько боли (переживание, связанное с истинным или потенциальным повреждением ткани) принесла эпидемия. Этот эффект именуют психическим оцепенением: мы сопереживаем, когда лицезреем мучения 1-го человека, но когда погибают сотки тыщ, наши чувства притупляются. Пол Слович, доктор психологии в Орегонском институте, считает, что это помогает странам «отрешиться от борьбы с еще бушующей пандемией, чтоб возобновить работу экономики».
С марта корреспондент Vox Луис Паршли интервьюирует людей по всему миру и спрашивает, как они перенесли инфецирование новеньким вирусом. Вот что поведали обитатели Нигерии, Испании, Ирана, Великобритании, Италии и США (Соединённые Штаты Америки — государство в Северной Америке).
«Я просто в ярости»: 6 историй со всего мира о людях, перенесших COVID-19
Лена Лиханова
Олувасеун Айодеджи Осовоби, 29, Лагос, Нигерия
Сначала марта я ощутила недомогание. Я лишь возвратилась в Нигерию из Англии. Я самоизолировалась — не была уверена, что это COVID-19, но желала защитить остальных — и позвонила в Центр по контролю болезней Нигерии. Через 24 часа мне сделали тест, который подтвердил, что я заразилась коронавирусом.
Это был 3-ий вариант в Нигерии. Было весьма жутко. Скорая увезла меня в дамский изолятор. Там было тихо, я оказалась там первой. «Господи, — задумывалась я. — Они еще не вылечивали дам, какая гарантия, что они сумеют вылечить меня?». В палате я была одна посреди пустых кроватей. Одиночество может свести с разума.
Я кашляла, меня тошнило, рвало, и у меня была диарея. Я не ощущала вкус и не могла пить воду. Было весьма тяжело болеть вдалеке от близких. У меня был мобильный телефон, но я не желала звонить, чтоб они не беспокоились. Мне было сиротливо.
Я пробыла там больше 2-ух недель, позднее ко мне присоединились остальные. Приятно, когда у тебя есть компания, есть с кем побеседовать, но это было жутко. Я начала мыслить о том, как распространяется вирус, что заражается больше людей. Время от времени я волновалась, что не поправлюсь. Даже когда меня выписали, мне повсевременно звонили и писали журналисты, и я начала паниковать. Вот почему мой телефон в беззвучном режиме. Когда он звонит, меня обхватывает паника.
Я болела недельку, потом ощутила себя лучше. Мне делали тест за тестом, пока он не отдал плохой результат.
Когда меня выписали, я просто подписала документы. Правительство позаботилось обо всем: оплатило и тест, и пребывание в изоляторе. Все это было безвозмездно. Мне не надо было заниматься бумагами. Некие штаты Нигерии удачно управляются с пандемией, в то время как остальные еще лишь пробуют сделать центры тестирования. Это указывает способность всякого штата реагировать на кризис. У нас есть слабенькие места, и это приметно.
То, что я лицезрела, принуждает осознать, что жизнь так непостоянна. Сейчас вы сможете быть тут, а завтра вас уже не станет. Я желаю лучшим образом применять свое время. Я собираюсь растрачивать свои средства. [Смеется.] Думаю, со мной все будет в порядке.
Эухенио Валеро, 53, Мадрид, Испания
15 марта, через некоторое количество дней опосля того, как правительство Испании объявило карантин, я ощутил жар. Естественно, я поразмыслил, что это быть может COVID-19, но сначала не отнесся к этому серьезно. Я работаю в весьма большой компании, в многонациональном финансовом отделе, и позднее я вызнал, что один из моих коллег, который посиживает передо мной, захворал коронавирусом. Он пробыл в реанимации 5 недель на искусственной вентиляции легких. Также я контактировал с несколькими иными сотрудниками, у каких были симптомы (Симптом от греч. — случай, совпадение, признак — один отдельный признак, частое проявление какого-либо заболевания, патологического состояния или нарушения какого-либо процесса жизнедеятельности) COVID-19.
Через 10 дней мне не сделалось лучше. Я позвонил на жаркую линию правительства, и мне произнесли: «Поглядим, как вы будете себя ощущать». На 14 денек мне сделалось ужаснее. Я сказал, что мне сделалось сложнее дышать, не очень очень, но мало. Мне повелели двигаться в поликлинику. У моей супруги тогда тоже был COVID-19, и я позвонил брату и предупредил: «Может быть, для тебя придется позаботиться о моих детях, поэтому что мы оба захворали».
Я понимаю, что у нас весьма не плохая система здравоохранения, но опосля пандемии я еще более впечатлен. Все было весьма просто. Я приехал в поликлинику, и через 5 минут меня вызвали. Через 25 минут мне сделали рентген легкого и через час выделили палату. На последующее утро мне сделали тест.
Я жил в одной палате с мужиком лет 70. Ему нужна была кислородная маска. У медсестер и докторов были средства персональной защиты, двойные маски, пластмассовые костюмчики и экраны для лица. Мы также должны были носить маску, когда доктор либо медсестра приходили в палату. Моей супруге раз в день звонил доктор. Я ощущал, что попал в весьма отличные руки.
1-ые два-три денька мне становилось все ужаснее, но уровень кислорода оставался наиболее либо наименее размеренным. Любой денек мне давали антивирусное средство и гепарин [для свертывания крови]. Моему другу по палате было ужаснее — когда меня выписали, он все еще был там.
Я провел в поликлинике семь дней и семь ночей. Мне не надо было ни за что платить. В Испании действует всеобщая система мед страхования. Еще у меня есть личный полис, но это лишь для тех, кто желает стремительно что-то создать. У почти всех есть и муниципальная, и личная страховка. Я плачу за свою €48 за месяц. Но мы постоянно идем лечиться в муниципальные поликлиники, поэтому что наилучшие докторы работают там.
Мне было ужаснее, но моей супруге потребовалось больше времени, чтоб излечиться. Она не была в поликлинике, но за ней следили дома. Она плохо себя ощущала практически 6 недель. У моего 14-летнего отпрыска болели голова и животик, но лишь один денек. Моя дочка, которой 5, тоже сетовала на мигрень.
Зато сейчас мы оба сообразили, что можем работать из дома. Может быть, мы попытаемся больше работать удаленно и улучшим свою жизнь.
Я критикую не медперсонал, а наших политиков. Они должны были отреагировать резвее. Они не задумывались, что в Испании все будет так плохо, поэтому что у нас надежная система здравоохранения. Но мы не успели впору среагировать. И я был удивлен, что такие постоянные демократические страны, как США (Соединённые Штаты Америки — государство в Северной Америке) и Англия, не объявили карантин. Для меня это удивительно, ведь это самые могущественные державы мира. Нам необходимо больше ученых в политике: ситуация может повториться.
Яхья Киани, 49, Тегеран, Иран
Посреди февраля у меня недельку были симптомы (Симптом от греч. — случай, совпадение, признак — один отдельный признак, частое проявление какого-либо заболевания, патологического состояния или нарушения какого-либо процесса жизнедеятельности) мощной простуды, в том числе мощный жар и озноб. Я начал двигаться к доктору, и она прописала мне сироп от кашля и обезболивающее. Обычно медику доверяешь, но, кажется, она не знала о данной для нас заболевания.
Ранее у меня не было никаких заморочек со здоровьем, я даже не курю. Я не понимаю буквально, кто и как заразил меня, но я работаю в банке и целый денек общаюсь с людьми. Коллеги гласили мне, что я весьма бледен. И я повсевременно падал в обморок. Через недельку мне не сделалось лучше, и я попробовал получить помощь.
28 февраля я отправился в поликлинику Мелли Бэнк в Тегеране, оттуда меня перенаправили поликлинику Сина, где произнесли, что возможность того, что это коронавирус, невелика. Потом я отправился в поликлинику Имама Хомейни, где мне сделали компьютерную томографию (получение изображения внутренней структуры объекта) грудной клеточки. Там обусловили, что с большенный вероятностью я болен COVID-19, но у их не было карантинной палаты. На последующий денек я начал двигаться в поликлинику Бакияталлаха, они подтвердили итог, да и там для меня не нашлось места. В конце концов, скорая помощь перевезла меня в поликлинику Шохадайе Тайриш, где меня госпитализировали.
Так как этот вирус распространился так стремительно, поликлиника не была готова к пандемии. К примеру, 1-ые три денька я был в домашней одежке! Меня и нескольких остальных пациентов в томном состоянии расположили в большенном помещении, которое, я думаю, ранее было складом. Естественно, я не желаю сказать, что медперсонал не делал свою работу. Но пациентов были намного больше, чем могла вместить поликлиника.
Сначала из-за собственного состояния я не понимал, что происходит вокруг. Но через четыре денька все наладилось, потому что врачи совладали с ситуацией.
Я пролежал в поликлинике 6 дней. Когда меня выписали, мне было еще лучше, но я еще не совершенно оздоровел. Докторы сняли кислородную маску, проверили уровень кислорода и температуру, а потом произнесли, что я могу идти домой. Я ждал, что мне выпишут счет, но платить не пришлось. Думаю, это стоило около 1 млн риалов (около $11), но поликлиника о этом позаботилась.
Докторы прописали мне пару фармацевтических средств, но, к огорчению, в больничной аптеке их не оказалось. Они направили меня в другую аптеку, но у их было лишь одно. Другое я так нигде и не отыскал.
Я был весьма слаб, и прошло восемь либо 10 дней, до этого чем я сумел возвратиться к обычной жизни. Мои легкие ослабели, потому длительное время, когда я поднимался по лестнице либо делал что-то схожее, они болели, и я кашлял. Но я слышал, что почти всем моим друзьям ужаснее, чем мне.
Психическое здоровье — это то, чем третируют в процессе исцеления. Хотя мед бригада была весьма добра и рачительна, в течение нескольких дней я не мог ни с кем говорить, и позднее супруга произнесла мне, что я был в весьма нехорошем психологическом состоянии. В которой-то момент я был при погибели. Я лицезрел, что со мной работают докторы, но ничего не ощущал. Сейчас, оглядываясь вспять, я понимаю, что это был красивый опыт.
Мы сталкиваемся с этими пандемиями, может быть, любые пару лет. Я думаю, что клиентам нужна и психическая помощь. Опосля выписки обязана быть какая-то поддержка.
Эми, 43, Бирмингем, Великобритания
Эми попросила не указывать ее фамилию из суждений конфиденциальности.
10 марта я возвратилась из Вашингтона и сходу же начала работать. Я весьма утомилась, но задумывалась, что это просто сказывается смена часовых поясов. Позже меня начало трясти и лихорадить. А голова болела так, будто бы кто-то лупил по ней кувалдой. Я просто не могла согреться. Я самоизолировалась и даже не могу поведать, что со мной было. Все это время я чувствовала жар, озноб и мигрень.
Приблизительно через семь дней я ощутила, что грудь будто бы зажата в тиски. Я не могла вдохнуть довольно глубоко, как ни старалась — ни лежа на спине, ни сидя. Я никогда в жизни не ощущала необходимости звонить в скорую. Но Государственная служба здравоохранения здесь же приехала и забрала меня. У их не было настоящего защитного костюмчика, лишь маска для лица и перчатки. Наверняка, я была в первой волне заболевших.
В приемном покое со мной в очереди на тест был еще десяток людей, что достаточно много в этих обстоятельствах. Я помню это, но это как как будто происходило с кем-то иным, как в опьяненном угаре. Роды это больно, но мы не можем вспомянуть эту боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение). Тогда и было так же. Какая-то часть меня задумывалась: может, у меня галлюцинации? Поэтому все двигалось как в замедленной съемке, это было так сюрреалистично.
Когда анализ отдал хороший результат, меня изолировали и расположили в отдельную палату. Там было 6 кроватей, разбитых занавесками.
Нам подфартило, что любой имеет право на обычный уровень ухода, но было так тяжело глядеть на медсестер, которые прогуливались туда-сюда и не могли прикоснуться к людям. Я провела на кислородной терапии (терапия — процесс, для снятия или устранения симптомов и проявлений заболевания) в поликлинике 48 часов. Мне подфартило — это посодействовало. В Великобритании страховые взносы вычитаются сходу из заработной платы, так что все это было безвозмездно.
Я не контактировала с родителями, поэтому что они оба старые, а у 1-го из их диабет, и я знала, что они просто запаникуют. А моя дочь тогда была в институте. Я сказала им обо всем опосля выписки. Они разозлились, но испытали облегчение… Разговор вышел весьма чувственным.
В те недельки, когда я восстанавливалась, мне чудилось, что я не употребляла свои мускулы годами. С того времени я два раза сдавала плазму крови (внутренней средой организма человека и животных). Впервой мне произнесли, что она была хорошей, но через две недельки я повторно пошла на сдачу, и плазму забраковали — произнесли, что антител и антигенов в ней недостаточно. Я спросила, означает ли это, что мой иммунитет стремительно падает? [В ранних исследованиях говорится, что повторное заражение COVID-19 маловероятно, но данных все еще недостаточно, чтобы окончательно сказать, возможно ли заболеть еще раз, насколько эффективны антитела и сколько они могут сохранять свойства].
Но я считаю, будь что будет. Завтра меня может переехать автобус. Я не желаю находиться в изоляции больше, чем это нужно. Разглядывание стенок не приносит полезности психологическому здоровью. Но когда я выгуливаю собаку и вижу, что люди прогуливаются вкупе, не соблюдают дистанцию, мне охото сказать им: «Что вы делаете?».
В 1-ые выходные апреля моя дочь возвратилась домой с кашлем. Я решила, что сейчас это не имеет значения, если она находится в самоизоляции. Она осталась дома, со мной. Ей не делали тест, но у меня есть подозрения.
Никто из тех, с кем я общалась в США (Соединённые Штаты Америки — государство в Северной Америке), не захворал. Это были докторы, медсестры, санитары. Мы сидим в групповом чате Facebook, так что я просто написала: «Ребята, на прошлой недельке я возвратилась и итог был положительным, извините». Я думаю, что подцепила его в крайние пару дней, когда осматривала достопримечательности Вашингтона, округ Колумбия — посиживала на заднем сиденье Lyft, а потом ездила в метро.
Может быть, я считала себя неуязвимой. Сейчас, если правительство гласит, что я обязана остаться дома на восемь недель, я сделаю это.
Мне весьма подфартило. Мне платит правительство. Я могу работать на ноутбуке прямо из дома. Мне жалко тех, у кого нет таковой способности, жалко семьи и деток, которые застряли дома. Я думаю, что болезнь вправду изменила меня: ранее мне нравилось быть оптимисткой, но сейчас я, возможно, стала прагматичнее.
Серджио, 60, Милан, Италия
Историю Серджио поведала его сестра, которая попросила не именовать ее фамилию из суждений конфиденциальности.
К огорчению, мой брат скончался месяц вспять. Он жил в Милане. Он заразился COVID-19 в конце марта от собственной супруги, которая работает терапевтом. У нее была высочайшая температура и мощный кашель, а у него — никаких соответствующих симптомов, даже жара, просто низкое насыщение кислородом. Но все его органы мучались. У него уже были суровые трудности со здоровьем.
Докторы сделали все, что могли. В Италии мед сервис безвозмездно, потому ни за что платить не пришлось. Через пару недель, чудилось, ему сделалось лучше. Мы общались с ним лишь по видеосвязи в WhatsApp. В конце концов он погиб от остановки сердца в возрасте 60 лет.
В мае на похороны пустили всего несколько человек, но это поэтому, что в Италии началась 2-ая фаза карантина. Сейчас мы скорбим и пытаемся жить с COVID-19, носим маски и дистанцируемся от общества.
Он был неплохим человеком, обожал свою семью и маму, как и все отличные итальянцы.
Кэтлин Ронан, 51, Равнина Лихай, Нью-Джерси, США (Соединённые Штаты Америки — государство в Северной Америке)
27 марта у меня начались симптомы (Симптом от греч. — случай, совпадение, признак — один отдельный признак, частое проявление какого-либо заболевания, патологического состояния или нарушения какого-либо процесса жизнедеятельности), легкий кашель и маленькая температура. 1 апреля домашний доктор выслал меня в реанимацию. У меня была температура 39°C, я прикладывала пакеты со льдом к подмышкам, паху и шейке. Скорая помощь отвезла меня в ближайшую университетскую поликлинику, но доктор выслал меня домой. Я просила его не отсылать меня, сказав, что он даже не соображает, как я больна. Он дал ответ, что соображает, «поэтому что ему за это платят».
3 апреля температура поднялась до 40°C. За мной ухаживала моя 16-летняя дочь, и в некий момент она забрала у меня тайленол, поэтому что я пробовала принять сходу 2 тыщи мг. Когда у меня начался абсурд, она вызвала доктора и сама общалась с ним.
Я помню лишь навес у поликлиники, но не наиболее. Мне приходилось о многом просить. Я медсестра, так что когда я не стала бредить, у меня это выходило. Опосля того как меня перевели из реанимации, я случаем нашла, что у меня есть ингалятор. Его принесли, поэтому что так полагалось, но мне его никогда не давали, поэтому что я не просила. А я не просила, поэтому что его никогда не давали. Если у пациента затруднено дыхание и он добавочно получает кислород, ингалятор необходимо давать любые четыре часа. Опосля я подала отчет о происшествии. Непрофессионал никогда бы не вызнал о данной для нас ошибке.
Когда я в конце концов возвратилась домой, пригодилось около 2-ух недель, чтоб начать передвигаться без ходунков. Еще две недельки ушло на то, чтоб совладать с лестницей. Сначала для меня было фуррором, если я могла посиживать весь денек.
Я все еще просто устаю. У меня временами бывают мигрени. Я задыхаюсь, если поднимаюсь больше чем на один лестничный просвет. И у меня бывают панические атаки, когда я нахожусь в маске. Я работала медсестрой в изоляторах. Некое время я работала в операционной, где мы были в масках и стерильном снаряжении весь денек, — маски никогда меня не волновали. Это посттравматическая реакция опосля того, как я провела недельку в кислородной маске и не могла дышать.
Поликлиника выставила счет на наиболее чем $30 тыщ, но, к счастью, его оплатила страховая компания. Южноамериканская система здравоохранения разрушена. Ее состояние еще ужаснее, чем я могла для себя представить. Я не желала бы оказаться в поликлинике одна без способности себя защитить. Поликлиники проводят рекламные кампании, посвященные своим «пятизвездочным» рейтингам, и персонал обязан увеличивать свойство сервиса, как как будто медсестры — это просто официантки. Это недешево, и поликлиники соперничают меж собой. Но уход за нездоровыми людьми — это не бизнес, и, по моему проф воззрению, никогда не должен им становиться.
Дело не только лишь в поликлинике. Эпидемия совпала с обострением политической обстановки в США (Соединённые Штаты Америки — государство в Северной Америке). Это меня весьма разозлило и расстроило. Моя работа — предотвращать либо облегчать мучения и учить людей смотреть за здоровьем. Сейчас я просто в ярости из-за отсутствия внимания и здравого смысла. Мое терпение кончается. Я постоянно вытерпеть не могла дураков, и на данный момент сделалось еще ужаснее.
Источник.
Источник: